ФЕАГ

Перевод С. Я. Шейнман-Топштейн.
В кн.: Платон. Собр. соч. в 4-х томах. Том 1. М.: "Мысль", 1990

 

Демодок, Сократ, Феаг

 

121 Д е м о д о к. Мне необходимо было бы поговорить с тобой [1] наедине, мой Сократ, если у тебя есть время; и если ты не слишком занят, то ради меня удели время беседе.

С о к р а т. Но я и так свободен, в особенности же если я тебе нужен. И если ты хочешь мне что-то сказать, ничто этому не препятствует.

Д е м о д о к. Не желаешь ли пройти со мной отсюда в портик Зевса Освободителя? [2]

С о к р а т. Как тебе угодно.

b Д е м о д о к. Пойдем же. Послушай, Сократ, все рожденные существа созданы, по-видимому, на один лад – и растения, поднимающиеся из земли, и животные, в том числе человек [3]. В отношении растений нам, землепашцам, легче всего предусмотреть все, что необходимо для их роста и для самой посадки: после того как посаженное растение получает жизнь, начинается длительный, трудный и тяжкий уход за ростком. Похоже, что нечто подобное происходит и с человеком. Я наблюдаю это на примере моих собственных дел и переношу сей c пример на все остальное: ведь появление на свет этого вот моего сына – назвать ли это порождением или созданием – осуществилось весьма легко, воспитать же его – трудное дело, ибо я нахожусь в постоянном за него страхе. Можно было бы упомянуть еще о многом, но и та страсть, коя сейчас им владеет, очень меня пугает; страсть эту нельзя назвать низменной, однако в ней таится великий риск: ведь он, мой Сократ, говорит, что жаждет стать мудрым. Мне кажется, его d сбивают с толку некоторые его сверстники и земляки: посетив столицу, они припоминают услышанные там речи, а он им завидует и уже давно докучает мне, требуя, чтобы я подумал о нем и заплатил деньги кому-либо из софистов, который сделал бы его мудрым [4]. Меня же меньше всего заботят деньги, но боюсь, что там, куда ему не терпится отправиться, он подвергнет себя немалой опасности. До сих пор я удерживал его увещаниями;122 но поскольку далее удержать его я не в силах, полагаю, что лучше всего будет уступить ему, иначе, общаясь с кем-то без моего ведома, он может погибнуть. Вот почему я и явился сейчас сюда – чтобы отдать его в обучение кому-либо из тех, кто пользуется славой софистов. Ты же в добрый час нам попался навстречу, ибо как раз с тобой мне весьма желательно посоветоваться о том, что я намерен предпринять. И если ты способен извлечь совет из того, что сейчас от меня услышал, ты можешь и должен мне его дать.

b С о к р а т. Поистине, Демодок, говорят, что совет – это святая вещь [5]. И если он свят во всяком ином деле, то уж тем более в том, о котором ты сейчас со мною советуешься: ведь нет ничего более божественного в решениях людей, чем то, что касается воспитания – самого ли человека или членов его семьи. Но сначала нам надо с тобой договориться, как именно мы определим, о чем мы советуемся, дабы не выходило, что я разумею одно, ты же – другое, и потом, зайдя чересчур далеко в беседе, мы не показались бы сами себе смешными – и я, дающий тебе советы, и ты, их выслушивающий, – потому что ни по одному вопросу не придем к согласию.

c Д е м о д о к. Мне кажется, ты прав, Сократ, и поступить надо именно так.

С о к р а т. Да, я прав, но не вполне: кое-что – совсем немногое – я изменю. Мне представляется, что юноша этот жаждет не того, что мы предполагаем, но совсем другого, и тогда мы окажемся еще большими чудаками, держа совет не о том. Поэтому, думается мне, самым правильным будет начать с него самого, выспросив у него, чего же именно он желает.

Д е м о д о к. По-видимому, лучше всего сделать так, как ты предлагаешь.

d С о к р а т. Скажи же мне, как звучит прекрасное имя юноши? Как мне к нему обращаться?

Д е м о д о к. Его имя Феаг, мой Сократ.

Путь к знанию и мудрости

С о к р а т. Красивое имя дал ты, Демодок, сыну и благочестивое [6]. Скажи же нам, Феаг: ты утверждаешь, что хочешь стать мудрым и доверяешь твоему отцу избрать человека, общение с которым сделало бы тебя таким?

Ф е а г. Да.

С о к р а т. Называешь ли ты мудрыми людей, знающих свое дело или не знающих?

e Ф е а г. Конечно, знающих.

С о к р а т. Что же, разве не обучил тебя отец тому, чему обучаются здесь все остальные сыновья благородных родителей, – грамоте, игре на кифаре, борьбе и другим видам гимнастических состязаний? [7]

Ф е а г. Обучил, конечно.

123 С о к р а т. Значит, ты считаешь, что тебе недостает какого-то знания, о котором твоему отцу подобало бы для тебя позаботиться?

Ф е а г. Да, я так считаю.

С о к р а т. Какое же это знание? Скажи и нам, чтобы мы сумели тебе помочь.

Ф е а г. Отец мой это знает, Сократ, ибо я часто ему о том говорил, но он умышленно уверяет тебя, будто не знает, чего я хочу. Подобным же образом он и мне препятствует, не желая отдать меня никому в обучение.

b С о к р а т. Но ведь то, что ты раньше ему говорил, было сказано словно бы без свидетелей; теперь же возьми меня в свидетели и перед лицом этого свидетеля изложи, что это за премудрость, к которой ты так стремишься? Например, если бы ты стремился к той, что позволяет людям стать кормчими на кораблях, и я задал бы тебе вопрос: "Мой Феаг, в какой мудрости ты нуждаешься и из-за чего упрекаешь отца, будто он не желает отдать тебя в обучение людям, от которых бы ты ее перенял?" – что бы ты мне на это ответил? Как бы ты эту мудрость назвал? Не искусством ли кораблевождения?

Ф е а г. Да, так.

c С о к р а т. А если бы ты упрекал отца за нежелание сделать тебя искусным в премудрости управления колесницами, а я бы спросил, что это за премудрость, коей ты жаждешь, как бы ты мне ее назвал? Не искусством ли управления лошадьми?

Ф е а г. Да.

С о к р а т. Ну а та мудрость, к которой ты ныне стремишься, безымянна или же у нее есть какое-то имя? [8]

Ф е а г. Думаю, что, конечно, есть.

С о к р а т. А тебе известна только она сама, без названия, или же и ее имя?

Ф е а г. Конечно же и ее имя.

С о к р а т. Что ж это за имя? Скажи.

Ф е а г. Но какое иное имя, Сократ, можно ей дать, кроме имени мудрости?

d С о к р а т. Однако ведь и управление колесницами – это мудрость? Или тебе кажется, что это – невежество?

Ф е а г. Нет, мне так не кажется.

С о к р а т. Значит, это мудрость?

Ф е а г. Да.

С о к р а т. А к чему мы ее применяем? Не к тому ли, чтобы знать, как следует править упряжкой лошадей?

Ф е а г. Да, именно к этому.

С о к р а т. Значит, и искусство кораблевождения – это мудрость?

Ф е а г. Мне кажется, да.

С о к р а т. Не та ли это мудрость, что помогает нам водить корабли?

Ф е а г. Именно та.

С о к р а т. Ну а ты какой жаждешь мудрости? Чем умеем мы с ее помощью управлять?

Ф е а г. Мне кажется, людьми.

e С о к р а т. Больными людьми?

Ф е а г. Разумеется, нет.

С о к р а т. Ведь это было бы врачебным искусством, не так ли?

Ф е а г. Да.

С о к р а т. Тогда эта твоя мудрость поможет нам управлять хоровым пением?

Ф е а г. Нет.

С о к р а т. Она была бы в этом случае искусством мусическим, да?

Ф е а г. Несомненно.

С о к р а т. Но, значит, мы с ее помощью сможем управлять гимнастами?

Ф е а г. Нет.

С о к р а т. Это было бы ведь искусством гимнастики?

Ф е а г. Да.

С о к р а т. Какими, однако, людьми и чем занимающимися помогает она управлять? Попытайся объяснить это так, как я тебе объяснял перед этим.

124 Ф е а г. Мне кажется, она помогает управлять гражданами.

С о к р а т. Но ведь среди граждан есть и больные?

Ф е а г. Да, но я не только их имею в виду, а и всех остальных граждан.

С о к р а т. Кажется, я понимаю, о каком искусстве ты говоришь. Полагаю, ты имеешь в виду не то, благодаря которому мы умеем управлять жнецами, сборщиками плодов, огородниками, сеятелями и молотильщиками: ведь всем этим мы управляем с помощью искусства земледелия, не так ли?

Ф е а г. Да, так.

b С о к р а т. Это также и не то искусство, с помощью которого мы умеем управлять всеми пильщиками, крепильщиками, строгальщиками и резчиками: ибо это было бы плотничье искусство, не так ли? [9]

Ф е а г. Да.

С о к р а т. Но, быть может, ты говоришь о той мудрости, что помогает управлять и всеми названными мастерами – земледельцами, плотниками, а также всеми ремесленниками, вместе взятыми, и вдобавок еще частными лицами – мужчинами и женщинами?

c Ф е а г. Да, мой Сократ, именно об этой мудрости я давно уже порываюсь сказать.

С о к р а т. А можешь ли ты мне ответить: Эгисф, умертвивший Агамемнона в Аргосе [10], управлял теми людьми, о ком ты говоришь, – всеми ремесленниками, а также частными лицами – мужчинами и женщинами – или кем-то другим?

Ф е а г. Нет, именно этими лицами.

С о к р а т. Далее, Пелей, сын Эака, разве не такими же людьми управлял во Фтии? [11]

Ф е а г. Такими.

С о к р а т. А о Периандре, сыне Кипсела, ставшем правителем в Коринфе, ты слыхивал? [12]

Ф е а г. Да, конечно.

С о к р а т. Разве он не подобными же людьми управлял в своем городе?

d Ф е а г. Да, подобными.

С о к р а т. Ну а Архелай, сын Пердикки, тот, что недавно был правителем Македонии? [13] Разве ты не считаешь, что и он управлял такими же лицами?

Ф е а г. Да, считаю.

С о к р а т. А Гиппий, сын Писистрата, правивший в нашем городе [14], кем, полагаешь ты, управлял? Не теми ли самыми?

Ф е а г. Конечно же теми.

С о к р а т. А не скажешь ли ты мне, какое прозвище носят Бакид, а также Сибилла и наш соотечественник Амфилит? [15]

Ф е а г. Какое же иное, мой Сократ, как не прозвище вещих?

e С о к р а т. Ты верно сказал. Но попытайся мне также ответить, какое имя получили по свойству своей власти Гиппий и Периандр?

Ф е а г. Мне кажется, имя тиранов [16]. Иного и не могло быть.

С о к р а т. Значит, всякий, кто стремится править всеми людьми государства, стремится тем самым к подобной власти над ними – тиранической – и является не кем иным, как тираном?

Ф е а г. Это очевидно.

С о к р а т. Ну а ты сам не стремишься ли к такой власти?

Ф е а г. Из сказанного мною выходит, что да.

125 С о к р а т. Несчастный, значит, стремясь стать нашим тираном, ты давно уже попрекаешь своего отца за то, что он не посылает тебя к какому-нибудь наставнику в тирании? А ты, Демодок, не стыдно ли тебе, давно знающему, к чему он стремится, и имеющему возможность, послав его в обучение, сделать мастером той премудрости, которой он жаждет, – не стыдно ли тебе отказывать ему в его просьбе? Но теперь, как видишь, он в моем присутствии тебя обвинил; давай же посоветуемся вместе – ты и я, к кому его надо отправить и чья беседа поможет ему стать искусным тираном.

b Д е м о д о к. Да, мой Сократ, клянусь Зевсом, давай посоветуемся, ибо мне кажется, что дело это требует серьезного обсуждения.

С о к р а т. Постой, добрейший мой! Порасспросим прежде как следует его самого.

Д е м о д о к. Спрашивай же.

С о к р а т. Что, если мы обратимся к Еврипиду, Феаг? Ведь Еврипид где-то говорит:

Мудры тираны от общенья с мудрыми [17].

Представь, кто-нибудь спросил бы Еврипида: "Скажи, Еврипид, в общении с какими мудрецами становятся мудрыми тираны?" Ведь если бы он сказал, что

c

Мудры крестьяне от общенья с мудрыми,

и мы спросили бы его: "Мудрыми – в чем?" – как бы он нам ответил? Не в чем ином, сказал бы он, как в земледелии?

Ф е а г. Да, не в чем ином, только в этом.

С о к р а т. Ну а если бы он сказал:

Ведь повара мудры в общенья с мудрыми,

и мы спросили бы его: "Мудрыми – в чем?" – как ответил бы он нам на это? "В поварском искусстве!" Не так ли?

d Ф е а г. Да.

С о к р а т. Ну а если бы он сказал:

Мудры гимнасты от общенья с мудрыми,

и мы спросили бы его: "Мудрыми – в чем?" – разве не сказал бы он, что в гимнастике?

Ф е а г. Да.

С о к р а т. А коли он сказал, что

Мудры тираны от общенья с мудрыми,

и мы спрашиваем его: "О каких мудрецах ты говоришь, Еврипид?" – что может он нам ответить? О чем здесь идет речь?

Ф е а г. Но, клянусь Зевсом, я не знаю.

С о к р а т. Хочешь ли, я скажу тебе?

Ф е а г. Да, если тебе угодно.

С о к р а т. Это та мудрость, которая, как сказал Анакреонт, была ведома Калликрите [18]. Разве ты не знаешь эту песню?

Ф е а г. Конечно, знаю.

e С о к р а т. Что же, ты жаждешь общения с таким мужем, который был бы сотоварищем по мудрости Калликрите, дочери Кианы, и "знал бы все, что связано с тиранией", как говорит о ней поэт? Это ли тебе нужно, чтобы стать тираном – нашим и города?

Ф е а г. Ты уже давно, Сократ, вышучиваешь меня и насмехаешься.

С о к р а т. Как? Разве ты говоришь, что жаждешь не той премудрости, с помощью которой мог бы управлять всеми согражданами? А ведь, занимаясь этим, ты был бы не кем иным, как тираном.

126 Ф е а г. Думаю, я мог бы пожелать стать тираном, и лучше всего над всеми людьми, а если это невозможно, то над их большинством. Да ведь, пожалуй, и ты, и все остальные хотели бы этого, а еще более – стать богами... Но я сказал, что стремлюсь не к этому.

С о к р а т. Однако что же это такое, к чему ты стремишься? Разве ты не говорил, что жаждешь управлять своими согражданами?

Ф е а г. Но не силой, не так, как правят тираны, а с добровольного согласия граждан, как поступали и другие славные мужи нашего города.

С о к р а т. Ты разумеешь, как Фемистокл, Перикл или Кимон [19] либо другие мужи, искушенные в делах государственного правления?

Ф е а г. Да, клянусь Зевсом, я говорю о них.

b С о к р а т. Ну а если бы ты жаждал умудриться в верховой езде, то к кому, думаешь ты, надо было бы тебе обратиться, чтобы стать искусным наездником? Разве не к мастерам верховой езды?

Ф е а г. Да, к ним, клянусь Зевсом.

С о к р а т. Значит, ты обратишься к людям, сведущим в верховой езде, имеющим лошадей и постоянно пользующимся ими – и своими, и многими чужими?

Ф е а г. Ясно, что к ним.

С о к р а т. Ну а если бы ты пожелал стать умелым в метанье копья? Как ты считаешь, разве не к копьеметателям пошел бы ты, чтобы стать искусным в этом деле, – к людям, владеющим копьями и постоянно пользующимся ими – своими, а также и многими чужими?

c Ф е а г. Думаю, ты прав.

С о к р а т. Скажи же мне: если ты желаешь стать искусным в деле государственного правления, разве, по твоему разумению, тебе надо отправиться в поисках этой мудрости к кому-то другому, а не к тем государственным мужам, что искушены в политике и привыкли управлять и своим городом, и многими другими, имея связи как с эллинскими, так и с варварскими государствами? [20] Неужели ты думаешь, что станешь мудрым в их искусстве, общаясь не с ними самими, а с какими-то другими людьми?

Ф е а г. Но я слышал, Сократ, от людей, будто ты говоришь в своих беседах, что сыновья этих государственных мужей ничуть не лучше, чем сыновья сапожников [21]. И мне кажется, ты здесь в высшей степени прав, насколько я могу об этом судить. d Значит, я был бы весьма неразумен, если бы считал, что кто-то из них может передать мне свою мудрость, коль скоро он ничем не оказался полезен родному сыну, – если только вообще он мог в этом отношении быть полезным кому-либо из людей.

С о к р а т. В таком случае, достойнейший мой, что бы ты сделал сам, если бы перед тобой после рождения сына встала эта задача? Если бы он говорил тебе, что жаждет стать хорошим живописцем, и упрекал тебя, своего отца, в том, что ты не желаешь на это тратиться, а сам в то же время ни в грош не ставил бы мастеров живописи и не желал бы у них учиться? e Или, стремясь стать флейтистом, презирал бы таких мастеров либо кифаристов, коли хотел бы стать кифаристом? Знал бы ты, как ему помочь и к кому его послать, если бы он не пожелал у них обучаться?

Ф е а г. Клянусь Зевсом, нет.

127 С о к р а т. А теперь, поступая точно так же по отношению к своему отцу, ты удивляешься и коришь его, когда он не знает, что с тобой делать и к кому тебя посылать? Что, если мы определим тебя к кому-либо из достойных афинян, сведущих в делах государства, который занимался бы с тобою даром? Тогда ты и денег бы не потратил и обрел гораздо большую славу в глазах большинства людей, чем если бы общался с кем-то другим.

Ф е а г. За чем же дело стало, Сократ? Разве ты не принадлежишь к достойнейшим людям? Если ты пожелаешь со мной заниматься, я буду доволен и не стану искать никого другого.

b С о к р а т. Что это ты говоришь, Феаг?

Д е м о д о к. Он говорит совсем неплохо, Сократ, и мне его слова по душе. Я не представляю себе большей удачи, чем если бы он удовольствовался твоим обществом и ты сам пожелал бы с ним общаться. Я даже стесняюсь сказать, насколько мне это желанно. Но прошу вас обоих – тебя, чтобы ты согласился на это общение, и тебя, мой сын, чтобы ты не искал никакого иного общества, кроме Сократова. Этим вы избавите меня от многих ужасных забот. Я ведь очень боюсь, как бы он не связался с кем-то другим, кто мог бы его развратить.

c Ф е а г. Так не бойся же за меня теперь, отец, если только ты в состоянии убедить Сократа, чтобы он принял меня в обучение.

Д е м о д о к. Ты говоришь прекрасно. Сократ, теперь моя речь к тебе: я готов, говоря кратко, предоставить тебе и себя, и все мне самое близкое – одним словом, все, в чем ты нуждаешься, если ты будешь мил с Феагом и облагодетельствуешь его насколько сможешь.

d С о к р а т. Я не удивляюсь твоему стремлению, Демодок, коль скоро ты считаешь, что он извлечет благодаря мне большую пользу; ведь я не знаю, к чему бы здравомыслящий человек мог приложить большее усердие, чем к тому, чтобы сделать своего сына сколь возможно лучшим. Однако я весьма дивлюсь, с чего ты вздумал, будто я более тебя способен помочь твоему сыну стать достойным гражданином, а также почему он сам считает меня более способным помочь ему, чем тебя. Ведь ты, прежде всего, старше меня; затем, ты уже отправлял множество самых высоких государственных должностей среди афинян и пользуешься высоким почетом как среди своих земляков-анагирассцев [22], так и – не меньшим – среди прочих афинских граждан. e Во мне же никто из вас не мог бы усмотреть ничего подобного. Поэтому если наш Феаг пренебрегает общением с государственными мужами и ищет других людей, объявляющих, что они могут обучать юношей, то есть ведь и Продик Кеосский, и Горгий из Леонтии, и Пол-акрагантец [23], 128 да и многие другие, настолько мудрые, что они, приходя в города, убеждают благороднейших среди юношей, да и самых богатых (несмотря на то, что у тех есть полная возможность даром общаться с кем угодно из их сограждан), – убеждают их, оставив прежние знакомства, беседовать с ними и вдобавок доложить к этому весьма немалые деньги да еще и свою благодарность. Было бы естественно, если бы ты и твой сын избрали кого-нибудь из них; ко мне же обращаться с такой просьбой не подобает: я ведь не знаю ни одной из этих счастливых и прекрасных наук – хоть и желал бы. b И я всегда утверждаю, что, как говорится, я полный неуч во всем, кроме разве одной совсем небольшой науки – науки любви. В этой же науке я заявляю себя более искусным, чем кто бы то ни было из людей – как прошлых времен, так и нынешних.

Ф е а г. Ты видишь, отец? Мне кажется, Сократ не очень-то готов пока со мной заниматься, хотя я с моей стороны готов, лишь бы он пожелал. Но он говорит нам это шутя. c Я ведь знаю своих сверстников и людей несколько старшего возраста, которые до общения с ним ничего собой не представляли, а после того, как у него поучились, за весьма малый срок показали себя лучшими людьми, чем те, в сравнении с кем они ранее были хуже.

С о к р а т. А знаешь ли ты, в чем тут дело, сын Демодока?

Ф е а г. Да, клянусь Зевсом, ибо, если ты пожелаешь, и я смогу стать таким, как они.

"Даймонион" (гений) Сократа

d С о к р а т. Нет, мой милый, ты не знаешь, как это бывает на деле; но я расскажу тебе. Благодаря божественной судьбе с раннего детства мне сопутствует некий гений – это голос, который, когда он мне слышится, всегда, что бы я ни собирался делать, указывает мне отступиться, но никогда ни к чему меня не побуждает [24]. И если, когда кто-нибудь из моих друзей советуется со мной, мне слышится этот голос, он точно таким же образом предупреждает меня и не разрешает действовать. Я могу вам представить тому свидетелей. Вы знаете ведь того красавца Хармида, сына Главкона; однажды он советовался со мной, стоит ли ему пробежать ристалище в Немее [25]. e И не успел он начать говорить о своем желании состязаться, как я услышал голос и стал удерживать его от этого намерения такими словами: "Когда ты говорил, – сказал я, – мне послышался голос моего гения: тебе не следует состязаться". "Быть может, – отвечал он, – голос указывает тебе, что я не одержу победу? Но даже если я не стану победителем, я использую время для упражнения". Как он сказал, так и сделал. 129 Стоит послушать его рассказ о том, чем для него эти упражнения кончились. А если желаете, спросите Клитомаха, брата Тимарха, что сказал ему Тимарх, когда вопреки вещему голосу пошел на смерть он и бегун Еватл [26], принявший его – беглеца. Скажет вам Клитомах, что тот ему говорил...

Ф е а г. Что?

С о к р а т. "Мой Клитомах, мне предстоит вот сейчас умереть, потому что я не захотел послушать Сократа". А почему так сказал Тимарх? Я объясню. b Однажды во время пира поднялись со своего места Тимарх и Филемон, сын Филемонида, с намерением убить Никия, сына Героскамандра [27]. Об этом замысле было ведомо лишь им двоим, но Тимарх, вставая, мне молвил: "Ну как, Сократ? Вы продолжайте пить, мне же нужно идти. Я приду попозже, если встречу удачу". А мне в это время был голос, и я ему отвечал: "Ни в коем случае не вставай! Мой гений подает мне обычный знак". И он остался. Но по прошествии некоторого времени он снова вскочил, чтоб идти, говоря: "Я все же иду, Сократ". c И снова мне послышался голос, и я опять заставил его остаться. В третий раз, желая скрыть это от меня, он встал, не говоря мне ни слова, тайком, выждав, когда я был занят другими мыслями. И так он удалился и выполнил то, из-за чего должен был потом умереть. Потому-то он и сказал своему брату то, что я передал вам сейчас – мол, он умрет оттого, что мне не поверил. А еще вы можете услышать от многих участников сицилийского дела, что я сказал по поводу гибели войска [28]. d Но дела, случившиеся когда-то, можно узнать от свидетелей; вы же имеете возможность испытать мое знамение в настоящем – значит ли оно что-то в действительности. Ведь оно явилось мне при выступлении в поход красавца Санниона, а воюет он теперь вместе с Фрасиллом [29] против Ионии и Эфеса. И я думаю, что он либо умрет, либо испытает другую смертную муку, да и за все остальное войско я опасаюсь.

e Все это я сказал тебе к тому, что великая сила этого божественного знамения распространяется и на тех людей, что постоянно со мною общаются. Ведь многим эта сила противится, и для таких от бесед со мной нет никакой пользы, ибо и я не в силах с ними общаться. Многим же она не препятствует проводить со мной время, но они из этого не извлекают никакой пользы. А те, кому сила моего гения помогает со мною общаться, – их и ты знаешь – делают очень быстро успехи. 130 И опять-таки из этих занимающихся с успехом одни получают прочную и постоянную пользу, а многие другие, пока они со мной, удивительно преуспевают, когда же отходят от меня, снова становятся похожими на всех прочих. Так случилось, например, с Аристидом, сыном Лисимаха, Аристидова сына: общаясь со мной, он сделал за короткое время весьма большие успехи; но потом он отправился в какой-то поход и вышел на судах в море; когда же он возвратился, то застал в беседе со мной Фукидида, сына Мелесия, Фукидидова сына [30], – а Фукидид этот накануне был раздражен против меня из-за какого-то разговора. b Аристид, увидев меня, поздоровался и, побеседовав со мною о том о сем, говорит: "А ведь я слышал, Сократ, что Фукидид заносится перед гобою и бранит тебя, словно он что-то собой представляет". "Но так оно и есть", – говорю я. "Как, – отвечает, – невдомек ему разве, что он был за жалкая душонка раньше, чем стал близок с тобой?" "Видимо, пот, – говорю я, – клянусь богами!" "Но и сам-то я, – говорит он, – оказался смешон, Сократ!" "Почему же так?" – спрашиваю. c "Да потому, что до моего отплытия я был способен разговаривать с любым человеком и показывал себя не худшим собеседником, чем кто бы то ни было другой, а потому и гнался за обществом самых тонких людей; теперь же я, напротив, избегаю образованных людей, лишь только учую, что они таковы: настолько совещусь я собственной никчемности". "А сразу ли, – спрашиваю я, – покинула тебя эта способность или постепенно?" "Постепенно", – отвечает он. d "Ну а когда она была при тебе, – спросил я, – ты имел ее благодаря занятиям со мной или по какой-то другой причине?" "Скажу тебе, мой Сократ, – отвечал он, – невероятную вещь, однако истинную, клянусь богами! Ведь, как ты знаешь сам, я от тебя совсем ничему не научился; но я делал успехи, когда находился вместе с тобой и даже если был с тобой не в одном и том же помещении, а всего лишь в одном с тобой доме; а еще более преуспевал я, когда находился с тобой в одном помещении, и уже гораздо больше, казалось мне, когда, находясь с тобой в одной комнате, я смотрел на тебя, говорящего, а не глядел в это время в сторону; e самые же великие и многочисленные успехи сопутствовали мне, когда, сидя рядом с тобою, я тесно к тебе прикасался. Теперь же, – заключил он, – вся эта способность излилась из меня прочь".

Вот, мой Феаг, с чем сопряжено общение со мной. Если божеству будет угодно, ты добьешься весьма больших успехов, и быстро, если же нет, то – нет. Так что смотри, не безопаснее ли тебе учиться у кого-либо из тех, кто сами владеют пользой, приносимой им людям, чем у меня, где все это подвержено случаю.

131 Ф е а г. А по-моему, Сократ, нам надо поступить таким образом: давай испытаем твоего гения, общаясь друг с другом; и если он будет к нам благосклонен, тем лучше. Если же нет, мы тотчас же тогда посоветуемся, что нам делать: обратиться ли к другому человеку или же попытаться умилостивить являющееся тебе божество мольбами, жертвоприношениями и всеми средствами, указанными прорицателями.

Д е м о д о к. Больше не возражай, мой Сократ, на слова мальчика: хорошо ведь сказал Феаг.

С о к р а т. Что ж, если вам представляется это верным, так и поступим.

 

 

_______________________

[1] Поговорить с тобой наедине: в ориг. ίδιολογέσασθαι – глагол, не употреблявшийся в аттической прозе, но относящийся к более позднему времени.

[2] Портик Зевса Освободителя (Элевтерия) находился в северо-западном предместье Афин, Керамике. Демодок, видимо, прибыл в Афины через Дипилонские ворота (может быть, из Пирея), отделявшие внешний (за пределами городских стен) Керамик (где была расположена Академия Платона) от внутреннего (в самом городе), где рядом с портиком Зевса как раз и состоялась встреча Демодока и Сократа.

[3] Сравнивая человека с растением, Демодок аргументирует свою мысль в сократическом духе: с помощью простейшего примера, знакомого ему как земледельцу. Ср. сопоставление неправильно воспитываемого ребенка с кривым деревом в Протагоре 325d (см. также Критон, прим. 9).

[4] Философы-софисты обучали молодежь за большие деньги (см.: Апология Сократа, прим. 9). Поскольку название "софист" происходит в древнегреч. от σοφός, т.е. "мудрый", вполне понятно, почему Феаг, желая стать мудрым, хочет обратиться к софистам. Об имени "софист" см.: Протагор, прим. 13.

[5] Схолиаст (древний комментатор) называет это выражение "поговоркой" и ссылается на то, что комедиограф Аристофан приводит ее в "Амфиарае" (р. 287 Hermann).

[6] Феаг (θεάγης) – букв.: почитающий божество (θεός – бог, αζομαι, αζω – почитаю, благоговею).

[7] См.: Критон, прим. 13.

[8] Теперь Сократ начинает беседовать с Феагом, пользуясь своим постоянным методом вопросов и ответов, т.е. тем, что Платон называет диалектикой (см. также: Апология Сократа, прим. 24). Как обычно, Сократ хочет установить общее, родовое понятие – в данном случае общее понятие мудрости – в его отличии от частных проявлений. Ср. рассуждение в "Пире" о понятии любви и творчества (205b-d).

[9] См.: Критон, прим. 9.

[10] Эгисф, сын Фиеста (см.: Кратил, прим. 22) из царского рода Танталидов, вступил в связь с Клитемнестрой, супругой своего двоюродного брата Агамемнона и, убив его с ее помощью, захватил власть в Микенах, где и правил семь лет, пока не был убит Орестом, сыном Агамемнона.

[11] Пелей, сын Эака и Эндеиды, внук Зевса и отец Ахилла, – герой, участвовавший в походе аргонавтов. Обычно изображается престарелым супругом морской богини Фетиды. Владения его находятся во Фтии – в Фессалии на севере Греции.

[12] Периандр из Коринфа (ок. 660 – ок. 585) считался в Греции одним из семи мудрецов (см.: Гиппий больший, прим. 2). Однако, по некоторым свидетельствам, вместо него значится Мисон (см.: Протагор, прим. 57). Периандру приписывали изречение: "Забота – все", или "Прежде всего – забота".

[13] Архелай (? – 399), сын македонского царя Пердикки II и рабыни (см.: Элиан. Пестрые рассказы / Пер. С. Поляковой. М.; Л., 1963, XII 43), был деспотом и вместе с тем покровителем искусств. При его дворе жили поэты, музыканты и художники. Там находился, в частности, в последние годы жизни знаменитый греческий трагик Еврипид (480-406), который был вынужден в 408 г. уехать из Афин. В Македонии он написал трагедии "Ифигения в Авлиде" и "Вакханки". Приглашал Архелай и Сократа, но тот отказался (как отказался он и от аналогичных предложений Скопаса Краннонского (Фессалия) и Еврилоха Ларисского). Архелай был убит в 399 г.

[14] Гиппий, сын афинского тирана Писистрата, после смерти отца унаследовал власть в Афинах вместе с братом Гиппархом. Вынужден был покинуть Аттику, когда туда вторглись спартанцы во главе с царем Клеоменом.

[15] Бакид – популярный прорицатель из Беотии (имя его Βάκις связано, видимо, с глаголом βάζω – вещать; ср. также лат. vates – прорицатель, поэт, наделенный особым вдохновением). В VI в., во времена Писистрата и его преемников, был известен также Бакидов сборник прорицаний. Геродот с большим доверием относился к прорицаниям Бакида (VIII 20, 77, 96). Сибилла, или Сивилла, легендарная прорицательница, дочь Зевса, по преданию, обитала в Дельфах. Имя ее стало нарицательным для женщин, якобы наделенных божественным даром пророчества. До Платона дошли сведения о сивилле Эритрейской – Герофиле, жене или сестре бога Аполлона (см.: Кратил, прим. 59). Наиболее знаменитые оракулы Аполлона были в Трое, Кларосе, Колофоне, Дельфах и на Делосе. Вергилию известна сивилла Кумекая в Италии, которую отождествляли с Эритрейской. В "Энеиде" Вергилия (песня VI) она пророчествует Энею великое будущее. Всего древние знали десять Сивилл. Существуют так называемые Сивиллины книги – 14 книг (IX и X не дошли) прорицаний и изречений эллинистического времени (Sibyllinische Weissagungen. Urtext und Obersetzung / Ed. A.Kurfess. München, 1951). Амфилит, предсказатель из Акарнании, долго жил в Афинах. О его предсказании Писистрату см. у Геродота I 62 // История. В 9 кн. / Пер. и прим. Г.А.Стратановского. Л., 1972. См. также: Алкивиад I, прим. 10.

[16] Определение типов власти (всего пять) и их видов дает Аристотель (Политика IV 4, 1291b 15-8, 1295а 24). В тирании он выделяет три вида. Первые два основаны на законе и добровольном признании власти, которая по существу своему деспотична, третий противоречит желанию граждан и соответствует неограниченной абсолютной монархии. Платон в "Государстве" рассматривает четыре главных типа власти и промежуточные ее формы (VIII 544a-е). См.: Государство, кн. VIII, прим. 3-12.

[17] Пер. С.Я.Шейнман-Топштейн. Стихи, приписываемые Платоном Еврипиду (см. прим. 13) не только здесь, но и в "Государстве" (VIII 568b), есть и у Софокла (ок. 496-406): fr. 13 N.-Sn. О том, что подобные стихи имелись у Еврипида, свидетельствуют античные комментаторы (р. 357 Hermann). Однако среди дошедших до нас фрагментов Еврипида их нет.

[18] Анакреонт (VI в.), древнегреческий поэт из Ионии (Малая Азия, г. Теос), воспевал легкую, вечно новую любовь, которая пребывает с поэтом вплоть до старости. О собрании фрагментов Анакреонта и их переводах на русский язык см.: Федр, прим. 15. См. также: Гиппарх, прим. 1. О Калликрите, дочери Кианы, в дошедших фрагментах Анакреонта не говорится.

[19] Фемистокл (ок. 525 – ок. 460), сын Неокла, афинский государственный деятель и полководец, был главой партии радикалов в греко-персидской войне. Он создал сильный морской флот, укрепил Афины, основал гавань Пирей (493), разбил при Саламине мощный флот персов (см.: Менексен, прим. 26). Умер в изгнании (см.: Горгий, прим. 73). Перикл (ок. 469-429), сын Ксантиппа, знаменитый афинский государственный деятель и полководец, глава партии демократов, способствовал военному и культурному возвышению Афин. При нем Акрополь принял свой классический вид, а время его правления в Афинах, славящееся своим искусством и театром, называется "веком Перикла". Умер от чумы в Афинах в начале Пелопоннесской войны (см.: Плутарх. Перикл // Сравнительные жизнеописания. Т. 1-2. М., 1961-1963. Т. 1; см. также: Алкивиад II, прим. 1; Менексен, прим. 8, 10 и 11; Горгий, прим. 69.). Кимон (ок. 504-449), сын Мильтиада (см.: Горгий, прим. 56), видный афинский государственный деятель и полководец времени греко-персидской войны (см.: Менексен, прим. 28), был одним из основателей морского союза греческих полисов во главе с Афинами. См. также: Горгий, прим. 72.

[20] Греки называли всех неэллинов, говорящих на чуждом грекам языке, варварами. Последним, как считалось, был свойствен низкий культурный уровень, на чем и основывалось представление о естественном господстве греков над варварами (ср. "Ифигению в Авлиде" Еврипида, где героиня произносит монолог, прославляющий греков перед лицом варваров – троянцев: "Грек – цари, а варвар – гнися! Неприлично гнуться грекам перед варваром на троне", 1400 сл., пер. И.Ф.Анненского). Заметим, что и для египтян, считавших себя "древнейшим народом на свете" (Геродот 112), другие народы, говорящие на своем языке, тоже были варварами (там же II 158). Такую же позицию занимали потом и римляне по отношению к народам, с которыми воевали. Но в дальнейшем, ассимилировав завоеванных варваров, римляне называли так главным образом диких, не покорившихся их силе германцев.

[21] Ср. Менон 93b – 94е, где говорится, что доблестные люди (Перикл и Фукидид) могут дать своим сыновьям прекрасное образование, но добродетели научить их не могут; а также Протагор 328с, где говорится, что сыновья благородных отцов зачастую отнюдь не похожи на своих родителей. См. также: Критон, прим. 13.

[22] Из этих слов видно, что Демодок происходит из Анагиры, которую схолиаст относит к дему (округу) Эантида (р. 288 Hermann).

[23] О Продике и Горгий см.: Апология Сократа, прим. 9. Пол-акрагантец (из Акраганта, или Агригента) – ученик Горгия вместе с Периклом и Исократом (см.: Евтидем, прим. 58), одно из действующих лиц диалога "Горгий".

[24] См.: Апология Сократа, прим. 34. О воздействии гения не только на самого Сократа, но и на его друзей говорится только в "Феаге".

[25] Хармид, сын Главкона, дядя Платона, был братом его матери Периктионы. Ему посвящен диалог "Хармид". Немея – долина в области Арголида на юге Греции (п-ов Пелопоннес), где находилось святилище Немейского Зевса и где Геракл, по преданию, убил немейского льва. Здесь устраивались общегреческие Немейские игры, участники которых состязались в мусическом мастерстве, пении гимнов, ристании, гимнастике. Наградой служил, по одним сведениям, оливковый венок из священной рощи Зевса, по другим – венок из листьев сельдерея. Греки любили аромат и зелень сельдерея, укропа, петрушки. Народные песни (Poetae melici graeci / Ed. D.Page. Oxford, 1962. Carmina 852, l, 2) и греческая лирика (Сафо) воспевали их наряду с фиалкой и розой (Fr. 191 L.-Р.). О сельдерее упоминает Пиндар (Nem. IV 88 Snell-Maehler), который посвятил последнюю из четырех книг своих "Од" победителям на Немейских играх. См. также: Пиндар. Вакхилид. Оды. Фрагменты / Издание подготовил М.Л.Гаспаров. М., 1980.

[26] О Клитомахе, Тимархе и Еватле других сведений нет.

[27] О Филемоне, сыне Филемонида, и Никий, сыне Героскамандра, других сведений нет.

[28] Сицилийское дело, или экспедиция (415-413), – один из драматических эпизодов Пелопоннесской войны (см.: Менексен, прим. 31). Афинский флот из 134 кораблей был отправлен для захвата Сицилии и Южной Италии, чтобы нанести урон Спарте. Несмотря на победу у стен Сиракуз, афинский флот был осажден в гавани спартанскими кораблями (которыми командовал Гилипп) и их союзниками, объединившимися с Сиракузами и другими городами Сицилии. Афинским воинам, а их было около 40 тыс., пришлось отступать сушей, где они, отбиваясь от врагов, умирали от голода и жажды. Почти все воины были перебиты или захвачены в плен и проданы в рабство. Стратеги Никий (см.: Лахет, прим. 2) и Демосфен, проявившие большую самоотверженность и храбрость, были приговорены к смерти и лишили себя жизни накануне казни (см.: Плутарх. Никий // Сравнительные жизнеописания. Т. 2. Подробнее об этих событиях см.: Фукидид. История, кн. VI-VII). См. также.: Лахет, прим. 30 и 33.

[29] О Саннионе других сведений нет. Фрасилл, афинский полководец, выдвинулся в 411 г. как защитник демократии. В 410-409 гг. отбил наступление спартанцев на Афины, но в Ионии (Малая Азия) потерпел поражение. Он один из десяти стратегов – участников морского сражения при Аргинузских островах; был казнен в числе других шести стратегов, вернувшихся после победы в Афины (подробнее см.: Апология Сократа, прим. 36). Так как Сократу еще не известна печальная судьба Фрасилла, можно предполагать, что действие диалога происходит между 410 и 406 гг. См. также: Аксиох, прим. 22.

[30] Аристид, сын Лисимаха (см.: Лахет, прим. 1), друга и товарища отца Сократа (см.: Лахет 180е), был внуком Аристида, видного полководца и государственного деятеля эпохи греко-персидских войн, прославленного за бескорыстие, справедливость и скромность (см.: Плутарх. Аристид // Сравнительные жизнеописания. Т. 1; см. также: Менексен, прим. 27). Фукидид, сын Мелесия (см.: Лахет, прим. 3), глава аристократической партии, слывший в свое время человеком незапятнанной репутации, был внуком Фукидида, известного полководца и оратора (см.: Лахет, прим. 7). Внуки, однако, вполне заурядные люди, ничем не походили на своих знаменитых дедов. Аристид и Фуквдид вместе с сыновьями Перикла и Фемистокла – действующие лица диалога "Менон". На их примере Платон показывает, что хорошее образование, полученное от родителей, не делает человека доблестным (см.: Менон 93b – 94е, а также прим. 35 и 38). Характерно, что никчемность Аристида и Фукидида служила препятствием воздействию на них даже Сократа и его вещего голоса. Следовательно, действенность гения Сократа зависит от способностей и моральных качеств обучающегося.