ГИППАРХ
Перевод С. Я. Шейнман - Топштейн.
В кн.: Платон. Собр. соч. в 4-х томах. Том 4. М.: "Мысль", 1990
Сократ и его друг
225
С о к р а т. Что же это такое — корыстолюбие? Что это, спрашиваю я, и кто такие эти люди — корыстолюбцы?
Д р у г. Мне кажется, это те, кто считают возможным наживаться на самых нестоящих вещах.
С о к р а т. Но как, по-твоему, люди эти знают, что извлекают выгоду из нестоящих вещей, или же не знают? Ведь если они этого не знают, значит, ты считаешь корыстолюбцев глупцами?
Д р у г. Нет, не глупцами, но людьми коварными, дурными, подвластными выгоде: хотя они знают, что то, b из чего они осмеливаются извлекать выгоду, ничего не стоит, однако же дерзают наживаться по своему бесстыдству.
С о к р а т. Значит, ты называешь корыстолюбивым, например, земледельца, который, выращивая урожай и зная при этом, что побеги ничего не стоят, тем не менее, взрастив их, считает возможным извлечь из них прибыль? Такого человека ты имеешь в виду?
Д р у г. Корыстолюбивый человек, мой Сократ, из всего считает нужным извлекать прибыль.
С о к р а т. c Не отвечай мне сгоряча, словно тебя кто-то обижает, но постарайся быть внимательным и говорить так, как если бы я снова тебя спросил: согласен ты, что корыстолюбец разбирается в том, чего стоит вещь, из которой он считает возможным извлекать выгоду?
Д р у г. Да, согласен.
С о к р а т. Ну а кто же бывает знатоком достоинства растений, а также того, в какую именно пору и на какой почве их стоит высаживать? (Давай же и мы будем поль-зоваться мудреными оборотами, какими обычно в суде украшают свою речь искусные ораторы!)
Д р у г. Я полагаю, такой знаток — земледелец. d
С о к р а т. Ты говоришь, что это разные вещи — считать наживу стоящим делом или полагать, что ты должен нажиться?
Д р у г. Нет, это одно и то же.
226С о к р а т. Не пытайся же меня обмануть, отвечая, как ты это сделал сейчас, то, чего сам не думаешь (ведь ты еще очень молод, и я старше тебя), но скажи по правде: веришь ли ты, что какой-либо земледелец, понимая, что он сажает ничего не стоящее растение, думает на этом нажиться?
Д р у г. Нет, клянусь Зевсом!
С о к р а т. Что же, если наездник знает, что дает коню непригодный корм, ты полагаешь, он не знает, что губит этим коня?
Д р у г. Нет, я так не думаю. b
С о к р а т. Значит, он не предполагает нажиться на этих негодных кормах.
Д р у г. Конечно, нет.
С о к р а т. Ну а кормчий, снабжающий судно непри-годными парусами и рулями, думаешь ты, не знает, что он этим причиняет вред и рискует и сам погибнуть и погубить корабль вместе со всем на нем находящимся?
Д р у г. Нет, я так не думаю. c
С о к р а т. Значит, он не предполагает извлечь выгоду с из никуда не годного снаряжения?
Д р у г. Конечно, нет.
С о к р а т. А стратег, знающий, что его войско снаб-жено никуда не годным оружием, разве предполагает, что он наживется на этом, и считает такую наживу стоящей?
Д р у г. Ни в коем случае.
С о к р а т. Ну а если флейтист владеет никуда не годной флейтой, или кифарист — лирой, или стрелок — луком, или любой другой из мастеров либо просто благо-разумных людей обладает непригодным орудием или каким-то иным снаряжением, думают ли они на этом нажиться? d
Д р у г. Ясно, что нет.
С о к р а т. Так кого же ты называешь корыстолюбцами? Значит, не тех, кого мы перечислили, а тех, кто считает нужным наживаться на том, что, как они знают, ничего не стоит? Но тогда, если тебе верить, странный ты человек, получается, что на свете не существует корыстолюбивых людей?
Д р у г. Да я, мой Сократ, хочу назвать корыстолюбцами тех, кто из-за ненасытной алчности постоянно жаждет извлечь непомерную выгоду и нажиться на совершенно ничтожных, мало чего стоящих или совсем ни к чему не пригодных вещах. eС о к р а т. Но, достойнейший мой, лишь в том случае, если они не ведают, что вещи эти ничтожны, ведь противоположный случай невозможен, как мы только что сами себе показали путем рассуждения.
Д р у г. Да, ты прав.
С о к р а т. И ясно, коль скоро они лишены знания, что они допускают ошибку, считая дорогостоящим то, что но имеет никакой цены.
Д р у г. Это очевидно.
С о к р а т. С другой стороны, корыстолюбцы любят наживу?
Д р у г. Да.
С о к р а т. Нажива же, говоришь ты, противоположна убытку?
227Д р у г. Конечно.
С о к р а т. Бывает ли для кого-нибудь благом убыток?
Д р у г. Ни для кого.
С о к р а т. Наоборот, он — зло?
Д р у г. Да.
С о к р а т. Значит, из-за убытка люди претерпевают вред?
Д р у г. Да, претерпевают.
С о к р а т. Следовательно, убыток — зло.
Д р у г. Да.
С о к р а т. А прибыль противоположна убытку?
Д р у г. Противоположна.
С о к р а т. Значит, нажива — добро.
Д р у г. Да.
b С о к р а т. Значит, ты называешь корыстолюбцами любителей добра?
Д р у г. Похоже, что так.
С о к р а т. Отнюдь не безумцами считаешь ты, мой друг, корыстолюбцев. Ну а сам-то ты любишь то, что является добром, или нет?
Д р у г. Конечно, люблю.
С о к р а т. Существует ли какое-то благо, тобой не любимое, которому ты предпочитаешь зло?
Д р у г. Нет, клянусь Зевсом.
С о к р а т. Значит, вероятно, ты равпо любишь всякое благо?
Д р у г. Да.
c С о к р а т. Спроси меня, не такого же ли я мнения, и я соглашусь с тобой и признаю, что также люблю благо. Но не думаешь ли ты, что и все остальные люди, как мы с тобой, любят благо и ненавидят зло?
Д р у г. Да, мне так кажется.
С о к р а т. А мы согласились, что прибыль — благо?
Д р у г. Да.
С о к р а т. Но таким образом все без исключения оказываются корыстолюбцами? И наоборот, при прежнем нашем рассуждении никто не оказался корыстолюбцем. Какое же из этих рассуждений не приведет нас к ошибке?
Д р у г. Я думаю, то рассуждение, мой Сократ, которое d правильно определит корыстолюбца. А правильно считать корыстолюбивым человека, придающего значение тому и считающего возможным нажиться на том, в чем достойные люди никогда не осмелятся искать прибыль.
С о к р а т. Но видишь ли, милейший мой, только сейчас мы признали, что наживаться — значит извлекать пользу.
Д р у г. Ну и что же?
С о к р а т. Да ведь вдобавок к этому мы согласились, что все люди всегда стремятся к благу.
Д р у г. Да, согласились.
С о к р а т. Значит, и добрые люди желают получать всевозможную выгоду, если только она — благо. e
Д р у г. Но не к той выгоде стремятся они, мой Сократ, от которой могут претерпеть вред.
С о к р а т. А вредом ты называешь урон или что-то иное?
Д р у г. Нет, именно урон.
С о к р а т. Но люди терпят урон от прибыли или же от убытка?
Д р у г. И от того и от другого: они терпят урон и от убытка и от нечестной прибыли.С о к р а т. Кажется ли тебе какое-либо достойное и благое дело нечестным?
Д р у г. Нет, конечно.
228С о к р а т. А разве мы не признали немного раньше, что прибыль противоположна убытку, ибо он — зло?
Д р у г. Я это подтверждаю.
С о к р а т. Но ведь то, что противоположно злу, есть добро?
Д р у г. Да, мы это признали.
С о к р а т. Вот видишь, ты хочешь меня провести, намеренно утверждая то, что противоречит нашему недавнему соглашению.
Д р у г. Нет, Сократ, клянусь Зевсом! Напротив, это ты меня надуваешь и, уж не знаю как, играешь мною в словах, словно мячиком.
bС о к р а т. Побойся бога! Это и в самом деле было бы с моей стороны дурно — не прислушаться к достойному и мудрому человеку.
Д р у г. К кому же это? И в чем именно?
С о к р а т. А к своему и твоему согражданину, сыну Писистрата из Филаид Гиппарху, старшему из детей Писистрата и самому мудрому из них: он показал нам множество прекрасных деяний мудрости, и в том числе первым ввел поэмы Гомера в нашу страну, заставив рапсодов поочередно, одного вслед за другим, читать их на Панафинеях, как они делают это и в наше время; точно так же он привел в наш город теосца Анакреонта, c снарядив за ним пятидесятивесельное судно, а кеосца Симонида всегда держал при себе, оделяя его великим жалованьем и дарами[1]. Делал он все это, желая образовать своих сограждан, дабы повелевать возможно лучшими людьми, и не считая, будто он должен завидовать чьей-либо мудрости, ибо он был достойнейшим человеком. d Когда же граждане столицы и ее окрестностей стали у него достаточно образованными и все восхищались его умом, он, задумав дать образование жителям сел, расставил по дорогам, на полпути между городом и каждым домом, гермы и, выбрав из своей собственной мудрости и из той, коей он был обучен, самое, по его мнению, мудрое, переложил это в элегии и начертал стихотворные изречения на колоннах[2], дабы, e во-первых, его сограждане не дивились мудрым дельфийским надписям, таким, как «Познай самого себя», «Ничего сверх меры», и другим, им подобным, но считали бы изречения Гиппарха более мудрыми, а, во-вторых, дабы, проходя туда и обратно мимо установленных герм и читая надписи, они отведали бы его мудрости и двинулись бы из сел в школы, где могли бы набраться и прочих знаний. Надписи же эти были двойные: 229 с левой стороны каждой гермы начертано, что Гермес водружен на полпути между городом и демом; с правой стороны стоит:
Памятник этот — Гиппарха: шествуй путем справедливым [3].
На других гермах начертаны многие другие прекрасные стихи. Например, на Стирийской дороге сделана следующая надпись:
bИтак, поскольку ты мой друг, я не осмелился бы тебя обманывать, обнаружив тем самым недоверие к подобному человеку, после кончины которого афиняне в течение трех лет терпели тиранию его брата Гипиия, и ты от всех стариков слышал, что лишь в эти годы в Афинах царила тирания[5], все же остальное время афиняне жили чуть ли не как в царствование Кроноса. Более осведомленные люди говорят, что и смерть-то его произошла не c из-за того, из-за чего полагают многие,— не из-за бесчестья сестры во время Канефорий 6 (это ведь просто нелепость!), но из-за того, что Гармодий был любимцем Аристогитона и его учеником, да и сам Аристогитон слишком чванился тем, что обучает другого человека, и воображал себя соперником Гиппарха. В это время случилось так, что сам Гармодий был поклонником некоего d юноши из тогдашних родовитых красавцев — имя его известно, да я запамятовал,— а юноша этот, ранее восхищавшийся мудростью Гармодия и Аристогитона, позднее сошелся с Гиппархом и исполнился к ним презрения; тогда они, удрученные его пренебрежением, убили Гиппарха.Памятник этот — Гиппарха: друга но ввергни в обман ты [4].
Д р у г. Что ж, Сократ, боюсь, либо ты не считаешь меня своим другом, либо, если считаешь, не доверяешь Гиппарху, ибо я не могу поверить, что ты не обманываешь меня, хоть и не догадываюсь, каким именно e образом.
С о к р а т. Но я, словно в игре в шашки, позволю тебе взять назад все, что ты желаешь, из сказанного, дабы ты не думал, будто обманут. Быть может, вернуть тебе слова, гласящие, что все люди стремятся к благому?
Д р у г. По-моему, эти слова не следует брать обратно.
С о к р а т. А утверждение, что терпеть урон и убыток — зло?
Д р у г. И его надо оставить в силе.
С о к р а т. Быть может, мы скажем, что прибыль и нажива не противоположны ущербу и убытку?
230Д р у г. Этого также нельзя сказать.
С о к р а т. Но тогда, наверное, ты откажешься от
утверждения, что получение прибыли, поскольку оно противоположно злу, должно считаться добром?Д р у г. По крайней мере не заставляй меня целиком брать это утверждение обратно.
С о к р а т. Похоже, что ты считаешь некоторые виды прибыли благом, другие же — злом?
Д р у г. Да, именно так.
С о к р а т. Что ж, значит, я верну тебе эти твои слова. Положим, одна прибыль — благо, другая же — зло. Но ведь прибыль, будь она благом, не является прибылью в большей степени, чем будь она злом. Не так ли?
Д р у г. Я не понимаю твоего вопроса.
С о к р а т. Сейчас объясню. Ведь бывает хорошая еда и плохая?
bД р у г. Да.
С о к р а т. Но является ли из-за этого одна еда больше едой, чем другая, или же они одинаково суть еда и в этом своем качестве друг от друга ничем не отличны (ведь то и другое — еда), различие же состоит в том, что одна из них — благо, другая же — зло?
Д р у г. Да.
С о к р а т. Так же и питье и все прочие подобные себе вещи одни бывают добром, другие же — злом, но ничуть не отличаются друг от друга в том, в чем они тождественны; равным образом и хороший человек c и плохой — все равно человек.
Д р у г. Да.
С о к р а т. И один человек как таковой, думаю я, не бывает ни большим ни меньшим, чем другой: ни добрый человек не бывает больше человеком, чем злой, ни злой — больше, чем добрый.
Д р у г. Ты прав.
С о к р а т. Таким же образом мы должны рассудить и о прибыли: и достойная и порочная, она одинаково будет прибылью.
Д р у г. Безусловно.
С о к р а т. Значит, ничуть не большую прибыль получит тот, кто нажился достойным образом, чем тот, кто дурным, ибо мы согласились, что ни та ни другая прибыль d преимущества не имеет.
Д р у г. Так.
С о к р а т. И следовательно, ни одному из этих двух видов прибыли не присуще ни большее ни меньшее.
Д р у г. Конечно, нет.
С о к р а т. Ну а как же в таком деле, которому не присуще ни большее ни меньшее, кто-либо может свершить или претерпеть подобные вещи?
Д р у г. Это немыслимо.
С о к р а т. Итак, поскольку оба вида прибыли и того, что ее приносит, между собою подобны, нам следует рассмотреть, по какой причине ты именуешь то и другое прибылью и что наблюдаешь ты в том и другом тождестенного? e Например, если бы ты спросил меня вот сейчас, по какой причине я и скверную еду и хорошую одинаково именую едою, я сказал бы тебе: именно потому, что та и другая есть сухое питание тела. Ведь и сам ты согласишься со мной, что это не что иное, как пища. Не так ли?
Д р у г. Разумеется.
231С о к р а т. Точно такой же ответ был бы дан и относительно питья: это влажное питание тела, будь оно хорошее или плохое, и имя ему — «питье». То же самое относится ко всем подобным случаям. Попытайся и ты подражать мне в своих ответах. Ты и достойную и порочную прибыль именуешь прибылью: что же ты усматриваешь в них обеих тождественного, что ее также делает прибылью? Но если ты снова не знаешь, как мне ответить, следи за моим рассуждением: итак, ты называешь прибылью всякое приобретение, сделанное кем-то либо совсем без затрат, либо с малыми затратами в сравнении с обретенной выгодой?
bД р у г. Мне кажется, я именно это называю прибылью.
С о к р а т. Ты и тогда говоришь о прибыли, когда кто-то во время пира, ничего не затратив, но будучи употчеван, схватит какой-то недуг?
Д р у г. Нет, клянусь Зевсом!
С о к р а т. Ну а если кто после угощения поздоровеет, прибыль получит он или убыток?
Д р у г. Прибыль.
С о к р а т. Следовательно, не любое, какое угодно, приобретение является прибылью?
Д р у г. Конечно, нет.
С о к р а т. Значит, если кто обретет зло, это не выгода? А если кто получит какое бы то ни было благо, разве это не прибыль?
Д р у г. Ясно, что прибыль, если он получает благо.
cС о к р а т. А если он обретает зло, разве он не терпит урон?
Д р у г. Мне кажется, несомненно.
С о к р а т. Так разве ты не видишь, что обежал круг и вернулся к исходному? Выгода оказывается добром, убыток — злом.
Д р у г. Я и сам недоумеваю, что мне сказать.
С о к р а т. Да и справедливо недоумеваешь. Но ответь и на это: если кто приобретает больше того, что он затратил, ты называешь это прибылью?
Д р у г. Да, и не дурной, коль скоро, потратив золото либо серебро, он получает выигрыш.
dС о к р а т. Но я хочу спросить у тебя следующее: к примеру, если кто за половинный вес золота получит двойной вес серебра, будет он в прибыли или в убытке?
Д р у г. Конечно, в убытке, Сократ, ведь вместо двенадцатикратной ему будет установлена двукратная стоимость золота.
С о к р а т. Но ведь он получит больше, чем даст: разве нс больше двойная часть, чем половинная?
Д р у г. Однако при этом не будет соблюдено соотношение цены золота и серебра.
С о к р а т. Похоже, значит, что прибыли должно быть присуще и это — ценность. В нашем же случае, хоть серебра и больше, чем золота, оно, как ты говоришь, не имеет соответственной ценности, золото же, хоть его и меньше, высокоценно.
eД р у г. Именно так и обстоит это дело.
С о к р а т. Значит, ценное прибыльно, много ли его или мало, лишенное же ценности не дает прибыли.
Д р у г. Да.
С о к р а т. Утверждаешь ли ты, что ценное выгодно приобретать, или нет?
Д р у г. Утверждаю.
С о к р а т. Ну а приобретать из ценных вещей надо, по-твоему, полезные или лишенные пользы?
Д р у г. Конечно, полезные.
232С о к р а т. А полезное-то разве не является благом?
Д р у г. Да. м
С о к р а т. Так как же, отважнейший из людей, разве не в третий и не в четвертый раз представляется нам выгодное благом?
Д р у г. Кажется, да.
С о к р а т. Ты припоминаешь, с чего началась эта наша беседа?
Д р у г. Полагаю, что да.
С о к р а т. Если же нет, я тебе напомню. Ты спорил со мной, говоря, что достойные люди стремятся не к любой наживе, но лишь к благой, к порочной же — нет.
bД р у г. Да уж конечно!
С о к р а т. Но ведь сейчас наше рассуждение вынудило нас к признанию, что и малая и большая прибыль — это добро?
Д р у г. Да, мой Сократ, скорее вынудило меня, чем убедило.
С о к р а т. Быть может, в дальнейшем оно бы тебя и убедило; теперь же, убежден ли ты или нет, ты все же согласен со мною, что любая прибыль — большая или малая — это добро.
Д р у г. Да уж согласен.
С о к р а т. А признаешь ты, что достойные люди — все без исключения — желают всяческого добра? Или ты этого не думаешь?
Д р у г. Признаю.
cС о к р а т. Ну а относительно дурных людей ты сам сказал, что они падки и до большой и до малой наживы.
Д р у г. Да, я сказал это.
С о к р а т. Значит, по твоему слову, все люди — корыстолюбцы: и достойные и дурные.
Д р у г. Это очевидно.
С о к р а т. Следовательно, не прав будет тот, кто станет попрекать кого-либо в корыстолюбии: кто делает этот упрек, тот сам оказывается таким же корыстолюбцем.