|
Как
во граде во большом
Царь, стареющий вдовец, думал дочку под
венец
Так
отдать, чтобы потом распрекрасная Царевна,
Что была так хороша, словно солнышка
душа,
Зажила б как песнь, напевно.
И ему бы старику
Внуков малых надарила!
Всё Царю бы стало мило,
Только б счастье ко двору...
А
Царевна, люди знали,
Красотою и умом затмевала солнце днем.
Так
что свататься желали
И князья, и воеводы,
И заморские купцы, да и просто молодцы,
Покорители Природы.
Назвала Царевна срок,
Чтоб при всём честном народе женихи б
по давней моде
Речь держали, как урок,
Да
сказали – что жене
Смогут дать они своей? Дочь - то
царственных кровей,
Выбирала
по себе.
Женихи, конечно, ждали
Этот день, и всяк себя - мнил достойным
для Царя,
Хоть в сердцах переживали -
Много нас - де, женихов!
К трону нужен лишь один, лучший муж и
господин,
Царский дом ему готов!
Вот
настал тот долгожданный
День речений сладкозвучных,
Обещаний,
клятв двуручных...
Каждый
шел, как первозванный!
Кто хвалился именитым
Родом многих поколений,
Кто казною из каменьев,
Кто мечом, молвой увитым.
Лишь один не похвалялся.
Кто он был, пришёл откуда -
Неизвестно, но покуда
Он певцом всем назывался.
И
при этом говорил
Очень чисто и красиво! Женихи глядят
ревниво.
Незнакомец,
полный сил,
Пел чарующие песни,
Что другим напоминали молодые дни и
Дали,
Где живётся всем чудесней.
По обычаю страны,
Первым вышел знатный князь и, Царевне
поклонясь,
Начал речь... (Тут мы должны
Так
сказать - в короткой сказке места нет для
всех речений,
Да
и мысленных течений не опишешь даже в
краске).
Князь читал в старинной Книге
Имена далеких предков,
(Знать, Царевне для заметков),
И подумывал о
миге,
Как она ему в ответ,
Всё узнав о древнем роде, скажет здесь,
при всём народе:
- Я даю тебе обет!
Но
прослушала она
Все спокойно, величаво, а, быть может, и
лукаво,
И
улыбкой отвела...
Именитый воевода
Вышел следом, говоря: - Все боятся здесь
меня!
Грозно имя для народа...
И заморский гость–купец жемчугами
обещал
Усыпать дворцовый зал, а жене - пятьсот
колец,
Да
шелка, да изумруды, благовония, фарфор,
Из
китайских дальних гор, да монет златые
груды.
Так вещали женихи,
А певец пока молчал, да улыбку примечал
У Царевны. И стихи
На душе его лежали, и беззвучно
напевали,
Как невидимое Море размышляет о
просторе.
Царь
певца спросил: - Скажи,
Что жене ты сможешь дать?
Тот,
убрав от уст печать,
Отвечал:
- Свои стихи ...
Чтобы верила в себя!
Женихи переглянулись, гости странно
улыбнулись,
А Царевна: - Как же я
Понимать тебя должна?
- О, Царевна! Ты красива,
Да умна, красноречива!
Ну, а где ж твои дела?
Нет
их, ибо веры нет!
Ты в себя пока не веришь, всё чужим
аршином меришь,
Хоть
ума - на целый свет!
Не смогу тебе я дать Красну Книгу да
печать,
Злата полную казну, да хваленья по утру.
Я
иду, куда не знаю...
Нет там книги, нет и злата, нет шелков,
дворцов, булата,
Нет
границ, нет царствам краю!
Ибо верую в себя!
- Обожди! - воскликнул Царь,
- Есть ли право? Так ли встарь
Говорили, мир любя?
Но певец в ответ запел
Песню радости и счастья.
И сердца... полны участья,
Каждый духом возлетел!
А
потом запел он так,
Что слеза у глаз явилась, песнь
печальная разлилась,
Словно
горькой боли знак.
Замолчал тогда певец,
А затем поведал сказку, про дорогу, дом,
про ласку,
Да про то, что ждёт Отец.
“Каждый сын домой вернётся,
Но не каждый принесёт то, что дом
родимый ждёт.
Как Отец-то улыбнётся?
Замолчали
все, кто был.
И задумалась Царевна. Речь звучала так
напевно,
Словно
б тайну он открыл...
- Верю я в себя! - сказал
Им певец. Над ним никто
Не смеялся. И
вошло .
Вдохновенье в тронный зал.
Что-то вспомнили они,
Заповеданное им, - да забытое... (Храним
Часто мы не те огни).
Продолжал
он: - Эта вера
По Пути ведет меня Светом солнца, Силой
дня,
Мудрой
песнею Гомера.
С этой верой и умру,
Даже смерть легка мне будет,
Верю я, что не забудет
И Царевна песнь мою.
- Отрываешься от мира! -
Так сурово Царь сказал,
- Ты средь тысячей зеркал
Одиночества
ждёшь пира.
Веря
лишь в себя, пойдёшь
Ты не с нами, - против нас.
Отвечай,
не пряча глаз,
Так
куда ты дочь зовёшь?
Ничего не говоря,
Он запел вдруг о восходе,
О всевидящей Природе,
Той, что верит лишь в Себя.
И
нахмуренные брови
Вдруг
разгладились. И Царь улыбнулся всем, как
встарь
От
игры горячей крови.
И Царевна улыбнулась.
- Ты поёшь, а песнь живет! Мир наш песней
воспоёт,
Да и я, смотри,
очнулась!
Оторвался ль ты от мира,
Или мир наш приподнял, будто ласково
обнял
Звучной песней? Будто лира
В
каждом сердце ожила.
И
любовь ко всей Природе вновь проснулася в
народе.
Может,
раньше я спала?
И не знала я себя? – .
Тут Царевна замолчала,
Знать, тихонько подмечала
Всё ж сомнения Царя.
В самом деле, Царь сказал:
- В песню веришь ты, певец...
Так сознайся, наконец, -
Не в себя! Зачем солгал?
А
в ответ услышал: - Да,
Песня
- часть меня всего . Песня
малое звено, .
Вера
ж цельная - Одна!
Если в песню я поверю
Больше, чем в себя, разрушу - силу, веру,
да и душу.
Я не вынесу потерю.
И поэтому всегда
Песни я пою привольно для себя! Живу...
невольно,
Словно в реченьке вода.
И Царевна тотчас встала:
- Верить я хочу в себя,
Мужа искренне
любя!
-
Я с тобой! - она сказала.
Все
дивилися на них,
И дивилася Природа,
Опуская с небосвода
С теплым дождиком сей стих.
|